ЭКОНОМИКА И ПРАВО

С 1996 г. в России действует Федеральный закон «О рын­ке ценных бумаг». Но с 2000 г. появилось настолько большое количество производных инструментов от непосредственно ценных бумаг, что созданное правовое поле содержательно не справляется с эффективным регулированием данных ин­струментов. С развитием финансовых рынков и институтов большинство участников рынка постепенно осознали, что мож­но получать сверхдоход, не создавая реальной материальной ценности. Путем последовательной перепродажи финансового инструмента можно получать доход фактически из ничего. Но так как ценные бумаги отдельного эмитента ограничены в количестве, то и доходы ограничены. Тогда, чтобы снять это ограничение, появляются производные финансовые инстру­менты (деривативы), прежде всего форвардные контракты и их разновидности — фьючерсные и опционные контракты. В момент внедрения производных финансовых инструментов (1970-1980 гг.) преследовалась положительная цель, прежде всего, это хеджирование рисков производителя или потребите­ля продукции. Но буквально через несколько лет после начала торгов деривативами на биржевых площадках большинство участников финансовых рынков поняли, что спекулятивные операции с деривативами могут быть еще более прибыльны­ми, чем с классическими финансовыми инструментами (сейчас около 97% операций с деривативами на всех биржевых пло­щадках являются исключительно спекулятивными). То есть экономический смысл, для реализации которого создавались данные финансовые инструменты, был утерян. Так появляются фьючерсные и опционные контракты на индексы бирж, на из­менение погоды и т.д., которые в своей базовой составляю­щей вообще не представляют материальные активы. Объемы торгов деривативами по всему миру увеличились в сотни раз (на момент написания статьи оборот только по одному фью­черсному контракту на индекс РТС составлял приблизительно 100 млрд руб. в день). Таким образом, возникает ситуация при которой громадные объемы денежных средств инвестируются не в реальные активы, а фактически в права (но не обязатель­ства, так как операции спекулятивные). При этом не создается никакого материального прибавочного продукта, создается до­полнительный сверхдоход, который направляется на потребле­ние материальных благ, а не на их производство. Финансовую политику нашей страны ясно характеризует отрывок из вы­ступления министра образования РФ А. А. Фурсенко в 2007 г.: «Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других». Развитие финансовых рынков действи­тельно формирует квалифицированного потребителя, но как решить довольно острую проблему спада производства, если в экономической системе превалирующими являются доходы, полученные от спекуляций, а производственная активность снижается, и в конечном счете остается открытым вопрос, что в итоге общество будет потреблять, если ничего не произво­дить. Основным доводом сторонников бесконтрольного раз­вития финансовых рынков и институтов является следующий: развитие финансовых рынков приводит к увеличению рыноч­ной стоимости эмитента, что увеличивает его инвестиционную привлекательность (стоимость акций растет, капитализация компаний также увеличивается). Но следует понимать, что если рыночная стоимость определяется спекулятивной состав­ляющей, а не исходит из фундаментальной стоимости компа­нии, рыночная стоимость актива в таком случае не является справедливой. Рассмотрим исторический пример — баррель нефти марки WTI в 2007 г. торговался на уровне 70 долларов, в 2008 г. стоимость барреля доходила до 145 долларов. Какими фундаментальными факторами был вызван двукратный рост котировок (более 100 процентов) менее чем за год? Очевидно, что потребление нефти за этот период экономиками стран не увеличилось в два раза, и объем добычи также существенно не сократился, но спекулятивные операции с фьючерсными контрактами на нефть разогнали искусственно стоимость ба­зового актива, как итог рыночная стоимость базового актива не является справедливой. Проблема в том, что большинство сторонников рынка и рыночных отношений считают понятие справедливой стоимости и рыночной стоимости синонимами: если за то, что стоит фундаментально к примеру 100 рублей, на рынке готовы платить 200 рублей, значит, это справедливая стоимость. Это было бы верным, в случае если бы обязатель­ства в виде деривативов являлись безусловными обязательства­ми и содержали в своей стоимости стоимость материального актива. Фактически же деривативы — это эфемерные права на ценную бумагу, которая в свою очередь предполагает на­личие прав на материальный актив (см. схему 1).

Следует обратить внимание, что базовый актив один, а прав на него десятки (сроки исполнения деривативов могут дохо­дить до 10-15 лет), то есть создается алогичная ситуация, ког­да фактически десятки держателей различных деривативов в равной степени имеют права на один и тот же актив. Если представить, что права по всем финансовым инструментам будут предъявлены к исполнению, все держатели подобных финансовых инструментов не смогут получить актив в соб­ственность, следствием этого явится полное обесценивание подобных прав. В какой то момент долговых ценных бумаг, деривативов становится больше, чем может поглотить денеж­ная масса, приходится осуществлять дополнительную эмиссию денежных средств, что в свою очередь обесценивает денежную единицу. Как итог, финансовая система, построенная по прин­ципу постоянного потребления и перераспределения кредит­ных ресурсов, обречена по достижении критического порога на обвал. Единственный вариант устойчивости подобной фи­нансовой системы — это постоянное увеличение производства материальных ценностей, но и в этой ситуации крах системы неизбежен, так как на каждый созданный актив более про­грессирующими темпами создается еще большее количество условных прав. Так на 2008 г. рынок CDF (кредитных дефолт­ных свопов) составлял в США порядка 62 трлн долларов, при этом данные деривативы не были обеспечены практически ничем, кроме обязательств финансовых групп, выпустивших их в оборот, что и привело к последовательному банкротству и национализации финансовых групп правительством США. Вот как комментирует известнейший инвестор Уоррен Баффет ситуацию с неограниченным выпуском производных финансо­вых инструментов: «Деривативы, не имеющие гарантии или обеспечения, оцениваются в зависимости от кредитоспособ­ности контрагентов. Между тем до момента завершения кон­тракта контрагенты учитывают прибыли и убытки — иногда в огромных суммах — в своих текущих балансах, хотя ни пенни не переходит из рук в руки. Пределы, в которых можно ва­рьировать деривативы, ограничиваются лишь воображением человека или, как иногда кажется, безумцев». Отсюда поли­тика Министерства финансов РФ на протяжении последних 10 лет кроме недоумения не вызывает других эмоций: «По итогам ноября 2009 года вложения в облигации министер­ства финансов США (US Treasuries) достигли максимальной отметки — $128,1 млрд. Для сравнения по итогам октября 2008 года в казначейские обязательства США было вложено $122,5 млрд». «По итогам января 2011 года вложения России в казначейские обязательства США (US Treasuries) составили $139,3 млрд сократившись по сравнению с показателем декабря 2010 года на 7,74%, или на $11,7 млрд. Об этом сообщает Мин­фин и Федеральная резервная система (ФРС) США. В группу основных покупателей US Treasuries Россия вошла в 2008 году, увеличив вложения в американские казначейские бумаги сра­зу в 3,5 раза — с $32,6 млрд до $116,4 млрд». По состоянию на июль 2011 г. государственный долг США составляет порядка 14,3 трлн долларов, что составляет 95% ВВП страны, при этом рост государственного долга США за последние 10 лет увели­чивался экспоненциально (см. рисунок 1).

Какая выгода от инвестирования в государственные обя­зательства страны, которая своей финансовой политикой спровоцировала мировой финансовый кризис в 2008-2009 гг. и в настоящее время фактически находится на пороге техниче­ского дефолта? Абсурдность ситуации заключается в рекорд­ной скупке казначейских обязательств США в 2008 г., в то время как десятки тысяч людей остались без работы из-за сворачива­ния промышленного производства внутри страны.

Подобная финансовая политика приводит к крайне высо­кому уровню зависимости финансовой системы РФ от финан­совой системы США, то есть если финансовая система США в большей степени замыкается на себе, то финансовая систе­ма РФ замыкается и в большей степени зависит от состояния финансовой системы США. Так, на протяжении последних 10 лет коэффициент бета российских фондовых площадок составляет порядка 2 к фондовым рынкам США, что являет­ся максимальным значением из всех действующих фондовых площадок в мире. К примеру, в разгар кризиса в США в 2008­2009 гг. капитализация рынков США упала примерно на 60%, в то время, как в России падение капитализации составило более 80%. Это свидетельство того, что финансовая система РФ не имеет самостоятельного значения в экономическом смысле, и за последние 10 лет не сформирован механизм развития фи­нансовой системы за счет внутренних факторов.